... Внуку надоела эта демагогия и он, развернувшись к окну, углубился в рассматривание пейзажа. “Один делает вид… что ищет самого… себя, а другой… действительно фантазер... Молчали б уж!” — тряслись его мысли в такт стуку вагонных колес. Перелески сменялись полустанками, а полустанки проселками. Верста за верстой, сто верст выстроились как встарь, встрепенулись, заслышав грохот привязанной к хвосту паровоза цепочки полупустых жестянок.
— Где мы едем? — спросил Дмитрия Егоровича Внук.
— Россия, — ответил тот, с видимым неудовольствием оторвавшись от прослушивания разговора стриженых мальчиков. — Страна парадоксов.
— Россия, — повторил Внук. — Страна паровозов и длинных дорожных басен. Березовые ситцы и пеньковые галстуки. Это я знаю и сам. Что за места мы сейчас проезжаем?
— Подъезжаем к мосту через Шксну.
— А-аа… Значит следующая станция Комсомольск?
— Нет. До Комсомольска еще полтора суток. — Дмитрий Егорович случайно задел под столом ногу Внука, зябко поежился и снова посетовал про себя на то, что эта поездка затеялась именно сегодня, в день его пятидесятивосьмилетия. — Поезд в этом месте делает крюк.
В октябре в наших краях быстро темнеет. Холодный дождь бил косыми струями в окно их купе, и Внук пожалел, что подбросил в костер так мало сучьев, — Дед, наверное , совсем замерзает.
Попутчики за перегородкой замолкли — наверное, улеглись спать. “Крюк так крюк. Ну и хорошо, что крюк, — думал Внук. — Люди сначала мне нравились… а потом голова заболела от их болтовни”. Он вдруг понял, что в нем зародилось уже и росло недоверие и к этим парням и даже к Дмитрию Егоровичу. Руки его почему-то стыли, по пальцам бежали ледяные иголочки, а облако благодушия, которое еще недавно вызывало в нем приятное томление от всего, что бы ни происходило вокруг, стало прозрачным, неплотным и вот-вот готово было растаять совсем.
Перестучав мост через Шксну, курьерский остановился у станции Черный Бор. Мальчик вышел в тамбур. Проводник спал. Не раздумывая долго, Внук открыл жестким ногтем вагонную дверь и спрыгнул на землю.
Отойдя достаточно далеко от дощатого облупленного вокзальчика, так далеко, что он мог быть вполне уверен, что никто из людей его не услышит, Внук пронзительно свистнул. Примчавшийся на зов волк, лохматый серый кобель, волчина, сожравший осеннее солнце и снова алчущий горячего харча, злобно смотрел на него — едва приподняв верхнюю губу, показывал основания стальных клыков...
