Слон и Тюлень нюхали вместе сухой букет. У Тюленя это получалось лучше, потому что голова его была запрокинута вверх, а бедному Слону приходилось довольствоваться отраженным от поверхности стола запахом, так что он нюхал даже не букет, а эхо букета.
Их переставили неделю назад, но они еще ни разу не говорили друг с другом.
Первым должен был нарушить молчание Слон, поскольку большая часть разделенной между ними неудовлетворенности теперь приходилась на его долю. Надо было восстановить справедливость, а сделать это он мог лишь одним способом: трубным кличем открыв диалог с приятелем. Слон поднял хобот и хотел было уже протрубить визгливо "ля-соль диез-ля", но вдруг нервно вздрогнул и снова опустил голову. Он вспомнил, как в тот памятный день Холод Ночи проник в забытую форточку и просочился в самую глубь хобота, по ошибке приняв керамику за металл. В ту ночь все зеркала в комнате покрылись испариной, сухой букет вдруг запах перечной мятой, которой в нем сроду не было, а краски пыльного коврика стали выглядеть тусклее обычного. Только Тюленю казалось, что для него это праздник, хотя он, по правде сказать, понятия не имел о мокрой стуже северных побережий, моржах и охотниках.
Тюлень понятия не имел, что на берегу синего моря, там где озорной ветерок холодными ночами гремит шишками на корявых соснах, а днем красные утесы смотрят сверху на желтый песок жили-были тюлени. "Плюх", - слышалось иногда на пляже. Это тюлень нырял со скалы в синие волны, чтобы поймать рыбу. Не знали тюлени ни кнута, ни неволи, - а за главного у них был старый клыкастый Морж.
И вот однажды, когда бешеным ураганом посрывало с сосен все шишки и гордые утесы, заплеванные морской пеной до самых макушек, растерянно роняли вниз круглые мокрые камни, услышали тюлени за сопками громкое пение. "Ой-да, я так люблю, я так хочу, ой-да, мое сердце как раскаленная кочерга", - гремел низкий мужской голос. "Плюх, плюх, плюх", -послышалось отовсюду - но не рыбу ловить ныряли тюлени, а в панике сыпались в воду. И только старый и мудрый Морж преспокойно гладил ластом огромный живот, ибо сразу понял, что к нему идет добрый молодец, чтобы узнать Великий секрет.
- Сила не в остром мече, сила не в каменных мускулах, сила не в хитрости и уме - она в холодном молчании, повисшем над головой. Иди домой и испеки пресную лепешку. Только вода, мука и властная мягкость рук. Три дня и три ночи жги у порога своего дома костер. На четвертый день явится тебе из огня холодное молчание. Тогда, но не раньше съешь ты пресную эту лепешку, обмакнув ее в холодное молчание - обретешь и удачу и силу.
Таков был его совет. И Морж, жадно сопя, пожелтевшим бивнем подтянул поближе принесенное угощение.
Все сделал молодец так, как учил его старый секач. Замесил пресное тесто и выпек простой круглый хлеб. Три дня жег он костер у дверей своей захудалой избенки. Уж и третья ночь была на исходе. Но не вытерпел молодец - откусил раньше времени кусок от лепешки.
Когда солнце взошло, вместо холодного молчания над головой у охотника на тюленей висел только звон комаров и решил он бросить отныне и навсегда прежнее свое занятие, уехать в город и выучиться на скульптора.
Вместо трубного клича старенькая статуэтка зашлась глухим кашлем. Когда у Слона приступ прошел, Тюлень сказал:
- Сколько лет на свете живу, а чтобы вот так, носом прямо в сухой букет-это, признаться, впервые.
- Позвольте, в таком случае, достопочтенный Тюлень, сделать по этому поводу замечание, даже, если угодно, предложить Вам, дражайший, проверенный старый рецепт, - ответил, нимало не удивившись, Слон.
- Извольте, глубокоуважаемый Слон, извольте. Вы же знаете, с какою любезной улыбкой я всегда выслушиваю Ваши рецепты, Вашу чту старинную рецептуру.
Слон дважды выдохнул шумную состоящую из нечленораздельных хоботных хрипов откровенную вполне благодарность, поверив в искренность улыбки Тюленя. Он хлопнул себя по щекам огромными, колышущимися, как волны, ушами и сказал:
- Вы, милый Тюлень, не обращайте внимания на содержание этих букетов, а только ищите, ищите в них, добрый мой друг, новые незнакомые запахи.
Тюлень подумал, что кроме запаха пыли с оттенком сушеной рыбы, в сухих букетах нет никаких ароматов: ни новых, ни старых, а что касается содержания, то, пожалуй, оно иногда и может вызвать улыбку и даже сослужить службу, если композицию из мертвых растений рассматривать в качестве успокоительного зрелища перед сном. Вслух он сказал:
- Вполне с Вами согласен, добрый Слон, вполне и от всей души, тут и добавить нечего, ровным счетом ни-ни.
И Тюлень мысленно подбросил хвостом красно-синий цирковой мячик и мысленно поймал его на поросший щетинистыми усами нос и завертел, улыбаясь, волчком. Такой трюк мог толковаться как демонстрация гибкости мысли и как конец беседы.
Слон был даже отчасти рад, что на этот раз обошлось без выслушивания поднадоевшей ему Тюленьей истории, фырканья и поклонов, и удовлетворенно уткнулся огромным истертым лбом в деревянную доску стола и мелкими-мелкими порциями стал втягивать через хобот отражение лавандово-розового аромата сухого букета. В душе он презирал тех, кому интересны только новые запахи, но считал, что Тюленю этот рецепт подходит, поскольку, если тебя в спешке ткнули носом в сухой букет, было б непозволительной дерзостью пытаться прочувствовать властную мягкость пальцев его составителя.
